Во глубине ржаного поля
Я, взрывом брошенный, лежу.
Ах, сколько приходило горя
На это поле и межу!
Его выталкивали кони,
И суховей его морил.
Он на кровавом небосклоне
Горячим облаком пылил...
С обугленных колосьев хлеба
Я умирающе смотрю
На опрокинутое небо
И на усталую зарю.
И нет конца людским разборкам,
А значит - горю края нет.
Колосья догорают горько,
И застилает дымом свет.

* * *
Разве наша вина в том, что мы постарели,
Потускнели глаза, и согнулась спина?
Но мы брали Берлин и себя не жалели,
Отдавая Победе все, что было, сполна.

Мы прошли, не спеша, по дорогам Европы.
Но в солдатском строю не ходили вожди.
Это наша душа отправлялась в окопы,
Под снега декабря и апреля дожди.

Обломали кресты на могилах на братских
В радость тем, кто цветов не положил сюда,
Кто карьеру лепил на крови и на бедах солдатских.
Разве наша беда, что их много всегда?

Снова где-то ветра запах смерти разносят,
И зубами вампир горло детское сжал.
Сделав хищный оскал, нож над детством заносит,
И невинный старик, с пулей встретившись, пал.


* * *
На фоне сразу двух веков
Через излишнюю ученость
В глазах несчастных стариков
Сквозит тоска и обреченность.

Что стоят достиженья, люди,
И пыль космических дорог,
Когда отдавший людям годы
Вчера поужинать не мог?

Средь гор колбасных и вина,
Цветных и радужных картинок
Войну прошедший старина –
Голодный, как его ботинок.