Простился с домом на рассвете

Простился с домом на рассвете,
Обнял детишек и жену —
И прямо в ад, навстречу смерти,
Ушел на долгую войну.
Не привыкать к работе жаркой
До пота, на пределе сил,
Война была кровавой жатвой,
А он — всю жизнь хлеба растил.
В свинцовой лютой круговерти
Шагал сквозь дымные поля,
Его ни ангелы, ни черти
Оборонить могли от смерти —
Шинель да мать — сыра земля.
А небо «мессершмитты» рвали,
И «тигры» заползали в тыл,
А он, бессмертный, на привале
Курил махорку и шутил.
«Хоть тяжела солдата лямка,
Заговорен я и живуч.
Видать, меня, родивши, мамка
В волшебный окунала ключ.
А в том ключе — такая сила:
В огне горел — и не сгорел,
Шальная пуля — не скосила,
И в рукопашной — уцелел!»
А у горящего Рейхстага,
Смахнув пилоткой пот со лба,
Сказал, пустив по кругу флягу:
— Хана войне! Дошли, братва!
И в том победном мае синем,
С медалькой воротясь домой,
Он гимнастерку отдал сыну,
А флягу — в поле взял с собой!
И о своих друзьях тужил он,
И лиха нахлебался всласть,
Но на плечах его двужильных
До звезд Россия поднялась!

У вечного огня

Пришла к заутрене в церквушку,
Поклоны била до земли:
Храни, Господь, безвинных души!
Мои печали утоли.
Земле дай мира,
Людям — счастья.
Глаза на истину открой!
Пять свечек у иконостаса
Зажгла дрожащею рукой.

Храм божий не дал утешенья,
Душа покой не обрела...
Мать в горький день Поминовенья
На площадь Славы побрела.

Воскресный город озабочен:
Одна — в толпе большого дня —
Старуха в беленьком платочке
Стоит у Вечного огня.
Лицо крестьянское в морщинах,
Из-под платочка — снеговей...

Эскортом свадебным машины
Притормозили рядом с ней.
И вспыхнул праздник быстротечный
В улыбках, лентах и цветах!
Невесту в платье подвенечном
Жених выносит на руках...

Прицелился фотограф бравый
Запечатлеть прекрасный миг.
Легла на каменную раму
Охапка пламенных гвоздик.

Верша обряд, не замечали,
Беспечно, шумно суетясь,
Ее лица,
Ее печали,
Ее пронзенных болью глаз.

— Сыны мои!.. мои кровинки!..
За что же — Господи прости! —
Не довелось вам в дом родимый
Невест желанных привести?..

Под старость — некому утешить,
Внучат — не встретить у дверей...
А в синеве очей поблекших
Скорбь всех российских матерей.

...Сама детей благословила,
Осиротев с тех давних пор, —
Во имя матери-России
Взойти на жертвенный костер.

Припав к безвестным их могилкам,
Шумят раскрылия берез...
Она, светлея строгим ликом,
Смахнула бисеринки слез.

Ведь если б снова злая сила
Бедою свет заволокла,
Она бы так же поступила,
Она иначе не могла!
И положив просвиру пресную
На ту гранитную плиту,
Знаменьем осенила крестным
Пятиконечную звезду!