Какие мне, бывало, снились сны
Военною зимой перед рассветом!
В них таяли на языке конфеты
И мучило предчувствие весны.

Я в них парил над бездной, невесом.
Когда вдруг, сотрясая мироздание
Гудок врывался в мир без опозданья —
И чашкой об пол разбивался сон.

«Вставай, сынок», —
зовет чуть слышно мать.
«Пора, работник!» —
слышу бас отцовский.
И в полусне тяну к себе спецовку
И покидаю теплую кровать.

И, окунаясь в новую беду,
Я правлю фронт на карте из картонки.
Лепешки из мороженой картошки
Сует мне мама в руки на ходу.

Метель метет — ни тропок, ни дорог!
К людской цепочке я бреду
сквозь темень...
Обрадуюсь, идя в ряду со всеми,
И успокоюсь, запустив станок.

Мы точим мины — фронтовой заказ.
И про себя я начинаю думать:
Прикидываю, сколько может «сдунуть»
Фашистов мой один такой фугас.

Подсчет меня ужасно веселит!
Насвистываю что-то вдохновенно...

Но — как длинна ты, фронтовая смена!
И гнет она, и плакать не велит.

Но плачу я. В том нет моей вины,
Что щи пусты, а сам я — не двужильный!..
Вот так они, мне помнится,и жили,
Твои, Россия, малые сыны.

Время года такое: война.

И пейзаж ее сплошь одинаков:

Роща взрывов багрова стоит и черна

В окружении огненных злаков.

Гарь и копоть с рассвета скользят по лицу.

Гарь и копоть весь день до заката.

Горизонт задымлен. Мы решаем: к свинцу,

Как решили б: к дождю или к снегу — когда-то..

Я травинку зеленую встретил в золе,

И мне странное душу свело напряженье.

Я спросил ее: кто ты на этой земле —

Чей-то бред? иль далеких миров отраженье?..

Детали

О ночь сорок первого, полною чашей

Тебя зачерпнул я. Ребенком меня

Траншеи кормили крапивною кашей,

«Катюши» баюкали в зыбке огня.

Игрушки мои! Я приклад деревянный

Винтовки немецкой в игрушках держал.

А возле окопа солдат оловянный,

Раскрывши стеклянные очи, лежал.

И все это только детали той дали,

Которая многим уснуть не дает.

Темнело в глазах, когда эти детали

Еще на детали дробил артналет...