Ты извини меня, солдат,
Что не могу сказать ни слова,
Что слезы в горле снова, снова,
Что я молчу, смотря в глаза.
Повестка: "Сын погиб на фронте"...
Он воевал, он был солдат,
Он столько верст прошел в пехоте,
Он так хотел прийти назад!
Мечтал сказать: "Откройте двери!
Вот я: ваш внук, ваш сын, ваш брат!
Он так в Победу нашу верил,
Он никогда не прятал взгляд!
И до сих пор душе обидно,
Что не пришел солдат домой.
Над безымянною могилой
Горит негаснущий огонь...
Промчались годы горевые,
Но мать к порогу выйдет вновь:
Нет ничего сильнее в мире,
Чем материнская любовь.

Молчалив солдат и печален
Он уходит, в чужие дали
Избавлять мир от темных пятен
Его воля прочнее стали.

Он бросался на танк с гранатой
Когда сотни бойцов отступали
Он окопы, копал лопатой
Получал ордена и медали.

Не страшна ему немецкая мина
Воды рек и пожаров пламя
Он прошел от Москвы до Берлина
Водрузил над Рейхстагом знамя.

Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.

Его номер по книге:
"Три тысячи двести девятый".
"Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой..."

Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?..

Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
"Три тысячи двести девятый"?

Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги

В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали?

Здесь на всех языках
О спасенье пытались молиться:
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы.

Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий...

Час расплаты пришел!
Палачей и убийц - на колени!
Суд народов идет
По кровавым следам преступлений.

Среди сотен улик -
Этот детский ботинок с заплатой.
Снятый Гитлером с жертвы
Три тысячи двести девятой.