Нельзя осенней слякоти поверить.
Под чёрной обречённою листвой
ещё таится чувственная ересь,
ещё струится чаемый покой.

Их ароматом ветер так наполнен,
пропитан и божественно пропах,
что тёмный лик у вымерзшего поля –
как щит бронзовотелых черепах,

и можно из дождей сплетать легенды
и каплями пространство засевать,
чтобы зари оранжевые ленты
небесную заполнили тетрадь.

И мы вдохнём потерянно и хрипло
истлевших листьев горькое тепло,
чтоб их такою светлою улыбкой
нас остро и прощально обожгло.

2000

* * *

Обними меня дождём,
осень-детка,
прокати по небу гром,
брызни веткой!

Как мне счастливо с тобой
и отрадно...
Серый свод – не голубой,
ну и ладно.

Вызрел осени янтарь –
я примерю.
Эти ветры, сырость, хмарь,
эти Гжели...

Мудро так и глубоко –
чистый праздник!
До небес подать рукой,
без боязни...

2001

* * *

Какая золотая небыль!
Здесь ты ещё ни разу не был:
здесь каждый день – иной.
Меняет угол освещенья
души изменчивой влеченье
и облаков прибой.

Какой шальной поднялся ветер!
Ты здесь – один на целом свете
средь солнечных дождей.
Но не печально, а воздушно,
и ты идёшь средь пёстрых кружев
туда, где смысл полней.

Здесь нет на йоту постоянства.
Здесь только осень и пространство,
и золотой кларнет.
Но тонких звуков лечит гамма,
и ты уже спешишь упрямо
туда, где боль и свет,

где ты, быть может, очень нужен,
где изменяют... греют... душат...
где не один уже.
Туда, где ярко и тревожно
и где забыться невозможно
средь жёлтого драже.